ВНУТРЕННИЕ БОЛЕЗНИ

ВНУТРЕННИЕ БОЛЕЗНИ, одна из наиболее крупных отраслей теоретической и практической медицины, научная дисциплина, имеющая своей задачей изучение распознавания заболеваний внутренних органов в их различных клинических формах, причин происхождения их как экзогенных, так и эндогенных, их патогенеза, профилактики и терапии. В. б-ни—как отдельная специальность—требуют от врача широкого мед. мышления, оценивающего данное заболевание внутреннего органа только в нераздельной связи со всем организмом как единым психо-физическим целым. Причинная зависимость большинства заболеваний внутренних органов от вредного влияния внешней среды: питания, жилища, проф. вредностей и т. д. требует от врача-интерниста умения учесть не только бытовые и проф. этиологические моменты, вызывающие заболевание, но чаще всего и социальные предпосылки заболевания внутр. органов. Мед. мышление, лежащее в основе как теоретической разработки В. б., так и практической деятельности врача-интерниста, целиком и ярко отражает важнейшие этапы истории медицины, главнейшей и существенной частью которой являются В. б.— В. б-ни, основанные на изучении анатомии, физиологии, общей патологии, бактериологии, фармакологии и клиники, исторически составляют всегда бблыпую часть содержания учебного плана мед. школ. Не случайно, что и в наши дни, в противоположность другим специальностям, клиника В. б., напр., германских ун-тов, называется «Medizinisch'e Klinik», а во Франции—«СИ-nique medicale» (Медицинская клиника); это имеет глубокие основания в историческом развитии В. б. Внутренняя медицина, имея в виду высшую задачу—изучение болезней человеческого организма, на протяжении тысячелетий разрабатывает для врачей руководящие идеи о происхождении, сущности и лечении болезней, часто сообразно философской доктрине, господствующей в данную эпоху. Хотя другие отрасли медицины (хирургия, акушерство, офтальмология)не менее,если не более, древнего происхождения, но они исторически все же носят на протяжении многих веков только чисто практический характер, предоставляя теоретическую разработку вопросов о сущности б-ии врачам-интернистам. В Пруссии, напр., хирурги только в 1852 г. признаются законом равноправными врачами, и только с этих пор к ним предъявляется требование иметь теоретическую подготовку наравне с врачами, изучающими медицину как науку. За последние 100 лет из обширной области В. б. выделяется ряд крупных новых дисциплин. Так, в начале XIX века в Вене начинается изучение кожных болезней, и в 1841 г. Скода передает Гебре часть клиники В. б., где выросла дерматология; во Франции знаменитый интернист Шарко выделяет неврологию как отдельную дисциплину; наконец, отделяется от В. б. как совершенно отдельная отрасль педиатрия. Бурный рост бактериологии и учения об иммунитете, в связи с резко выраженным характером ряда заболеваний как соц. болезней привел к выделению отдельных дисциплин заразных болезней и tbc, всегда занимающих такое видное место в практической работе каждого врача-интерниста. Кроме того, к концу первой четверти XX века, в результате значительного развития мед. наук и блестящих успехов техники, явилась необходимость специальной разработки уже отдельных частей В. б., и выражением этой специализации является организация особых клиник и ин-тов по изучению, напр., б-ней сердца и сосудов, б-пей пищеварения и обмена веществ, не говоря уже о росте научно-исследовательских ин-тов по изучению tbc, малярии и сифилиса, эндокринологии, объединяющих работу многочисленных специалистов и имеющих уже обширную литературу, специальные журналы и съезды. Как отразится этот процесс специализации на развитии всего учения о внутренних болезнях, с одной стороны, и на мышлении и практич. деятельности врача-иптерниста—с другой, можно судить только в перспективе исторического процесса развития медиц. идей. Имея в своей основе соц .-экономические предпосылки и определяясь в существенном развитием политической и общественной жизни в данной стране, медицина, а с нею и учение о В. б., развивались и процветали в разные эпохи в различных государствах в тесной связи с ростом экономики и культуры данного народа. Очень легко проследить, что в характере теоретического изучения В. б., а еще больше в практическом применении ярко отражаются прежде всего религиозные течения, торговые связи, хозяйственные и классовые отношения данной эпохи и данной страны. Однако, три обстоятельства, как известно, всегда играли особенно существенную роль в истории В. б-ней: господствующие в данную эпоху философские идеи, определявшие движение научной мед. мысли вообще; успехи точных естественных наук, особенно физики и химии, и связанные с этим открытия и достижения техники и, наконец, что было особенно важно для внутренней медицины, врачебное мышление представителей крупнейших медицинских школ (см. История медицины, Гомеопатия). Наиболее существенные этапы и вехи, имеющие непосредственную генетическую связь с современным состоянием учения о В. болезнях таковы: развитие естественных наук и великие открытия XIX века поставили впервые со времени Биша внутреннюю медицину па твердую базу наблюдения, анализа и эксперимента и дали в руки врачу-интернисту могучие методы распознавания и лечения В. б., основанные на достижениях точных наук. Учение о В. б. ставит с тех пор все больше и больше во главу угла точное изучение здорового и больного человека на основе современного научного понимания и видит в клинике В. б. чистую науку, неисчерпаемый источник для изучения научных медицинских фактов. Дитль, ученик наиболее яркого представителя этой школы Роки-танского (1804—78) в Вене, говорит: «Уже пробил последний час лишенной почвы эмпирии; только то, что имеет строго научное, естественно-историческое обоснование, должно переноситься в практическую медицину; все остальное относится к области мистики. Наши предшественники интересовались результатами лечения, мы интересуемся результатом нашего исследования. Врач должен быть только естествоиспытателем, но не представителем лечебного искусства. Медицина—наука, а не искусство; в знании, а не в нашей практической деятельности наша сила». Это течение основывает изучение б-ного, гл. обр., на объективных методах, как явления природы, подчиняя это изучение существующей естественно-исторической догме и методике, и нашло себе особенно яркое выражение в словах одного из крупнейших интернистов нашего времени Наунина, считавшего, что «внутренняя медицина будет точной естественной наукой или ее (внутренней медицины) не будет вовсе». Эта глубокая вера в необходимость и возможность построить мед. мышление врача-интерниста только на началах объективного научного метода, на началах точной науки, явилась у интернистов прямым и законным следствием гордого сознания величайших успехов анатомии, физиологии, патологии и успехов клин. медицины, достигнутых введением пат. анатомии и экспериментального метода в изучение В. б. Трудно, разумеется, оценить все успехи учения о внутренних б-нях в результате приложения в клинике методики точных наук, особенно, если принять во внимание величайшие достижения техники последних 50 лет, достижения, открывающие безграничные перспективы для изучения здорового и больного человека. И едва ли даже сами основатели пат. анатомии—Морганьи и Вирхов—и экспериментального метода— Клод Бернар—могли мечтать о тех возможностях, которые современная техника дает в руки врачу для изучения болезни и методов терап. воздействия на нее. Вместе с тем, на почве естественно-исторического мышления, в учении о В. б. возникают различные течения, оказавшие огромное влияние на мышление интернистов и практическую их работу. Следует иметь в виду, гл. обр., значение гуморальной и целлюлярной патологии для развития учения о В. б. Несмотря на противоречия мед. школ всех времен и смену различных систем медицины, понимание сущности б-ни сводилось с древнейших времен к учению о неправильном смешении основных жидкостей человеч. организма, к учению о дис-кразиях, к гуморальному пониманию сущности б-ней. Когда же Теофраст Парацельс доказал хим. несостоятельность четырех humores, на смену гуморальным учениям в течение целых трех столетий могли притти только мистические, метафизические системы, отдававшие медицину во власть самому разнузданному субъективизму их авторов. Поэтому-то началом натуралистической эры следует считать только учение итальянца Джиованни Бат-тиста Морганьи (1682—1771), оставившего нам 5 книг «De sedibus et causis morborum» и поставившего на первое место вопрос о месте болезни:—Ubi est morbus? (Где болезнь?). Исследование sedes morbi ведет от изучения органа к изучению ткани, от тканей—к клеткам, от гуморальной патологии—к патологии солидарной, к патологии целлюлярной. Целлюлярная патология Вирхова, поставившая во главу нату-ралистич. врачебного мышления материальный субстрат, являлась обоснованием мор-фол. подхода в понимании В. б. и привела к детальному изучению анат. изменений отдельных органов при различных заболеваниях их. «Я утверждаю,—говорит Вирхов,—что ни один врач не может правильно мыслить о болезненном процессе, если он не в состоянии указать ему место в теле». Этот локалистический подход Вирховской школы господствует в клинике В. б. второй половины XIX в. и доведен последователями Вирхова значительно дальше границ, поставленных этой теории самим ее основателем. Учение Вирхова положило прочное начало изучению материального субстрата б-ней, углубляя понимание мель- чайших изменений клетки и отдельного органа при данной В. б. Этот мор фологич. подход дал исключительно плодотворные результаты для клиники В. б. и для многих из них, казалось, окончательно решил вопрос не только о sedes morbi, но и о самой сущности болезни. Локалистический взгляд на болезнь, несомненно, много содействовал развитию внутренней медицины, но, с другой стороны, прочно фиксировал внимание врача на статике пат. процесса в ущерб биол. пониманию болезни как явления динамического. В терапии этот морфологический, локалистический подход привел к стремлению повлиять на sedes morbi, на больной орган, к исканию леч. средств, влияющих не на самую сущность б-ни или на весь организм, а только на клетки больного органа. В связи с успехами физики, химии и индустрии, вторая половина XIX в. характеризуется буйным ростом фарм. промышленности, медикаментозной терапии, и почти совершенно забываются не только отвлекающие методы лечения, кровопускание и другие лечебные мероприятия, влияющие на весь организм, но отступает на второй план и лечение целебными силами природы—физиотерапия, к-рой придавала такое большое значение школа Гиппократа. Локалистический метод врачебного мышления не мог, очевидно, найти достаточного научного морфол. обоснования для терап. приемов, влияющих на весь организм, а не на больной орган, на sedes morbi, и потому отвергает их. Невозможность найти морфол. субстрат для действия многих лекарств и терап. мероприятий привела кочень сдержанному отношению многих видных клиницистов к вопросам терапии, отношению, граничащему часто с терапевтич. нигилизмом. Для представителей локалистической, органоидной, целлюлярной патологии нет б-ней, не имеющих местной локализации, и даже самая постановка вопроса об общих для всего организма б-нях является для них нелепостью (Вирхов). Параллельно и почти одновременно с Вирховской теорией во Франции создавалось другое мировоззрение, имевшее исключительное значение в развитии учения о В. б. Клод Бернар говорит: «Медицина не дол-жна связывать себя никакой системой, ни виталистической, ни анимистической, ни органической, ни гуморальной, она может быть только наукой, к-рая стремится свести все проявления жизни в здоровом и болезненном состоянии к их ближайшим причинам. Нужно стремиться разбить оковы философских и научных систем, как мы разбиваем цепи интеллектуального рабства. Системы только порабощают дух человека». Основатель экспериментального метода Клод Бернар говорит: «Le medecin ex-perimentateur est le medecin d 'avenir» (врач экспериментатор—это врач будущего). Экспериментальному методу Клод Бернар приписывает абсолютное значение в клинике и полагает, что только патофизиология, как эксперимент над больным человеком, открывает врачу сущность б-ни и пути борьбы с ней. Итак, вместо вопроса о sedes morbi, ставится опять на первое место старый вопрос о причине и сущности б-ни, и эксперименту суждено внести полную ясность в мышление интерниста. Гениальные открытия Клода Бернара, явившиеся результатом экспериментального метода (назовем только открытие гликогена, гликогенной функции печени и «сахарный» укол), надолго предопределили господство экспериментального метода в клинике и фиксировали внимание врачей на динамике болезненного процесса, открыть к-рую обещал новый экспериментальный метод. Это, вне всякого сомнения, величайшая заслуга Клода Бернара и мед. школ, поставивших во главу угла экспериментальный метод в клинике. Это стремление изучать не только статику болезненного процесса и пат.-анат. изменения в органе, как sed.es morbi, но и динамику страдания, привело к вопросу об определении функции органа и изменении этой функции при болезни, к изучению functio laesa, к-рая давно была известна как выражение заболевания органа при воспалительном процессе. И это было тем более заманчиво, что пат. анатомия, как стало очевидно, не вносила достаточной ясности в вопрос об изменении функции органа, открывая только морфолог, его изменения, не всегда отражающие расстройства функций. Отсюда возникло стремление определять в клинике В. б. не только органические, но и фнкц. заболевания, и, наряду с физ. диагностикой, выросшей в стройное учение на базе открытий Ауенбруггера, Корвизара и Лаэннека (Auenbrugger, Cor-visart, Laennec), возникает новая фнкц. диагностика, имеющая целью уловить постепенный переход от нормальной функции органа к патологической, к фнкц. его заболеванию, наряду с анат. изменениями или даже без них, так как мыслится, что материальная база б-ни может лежать по ту сторону лучшей микроскоп, оптики и техники.— Основоположником фнкц. диагностики можно считать Розенбаха (см. Диагностика). Современная клиника В. б. обладает целым рядом тонких методов изучения функций внутренних органов, как, например, графические методы изучения сердечной деятельности, определение кровяного давления, методика изучения секреторной и двигательной функций желудка и кишечника, определение различных функций печени, желчных путей, фикц. диагностика деятельности почек и т. д. К этой же эпохе принадлежит, в результате открытий Пастера, Мечникова, Коха, блестящий расцвет бактериологии, вследствие применения экспериментального метода, и, вместе с тем,—расцвет надежд получить точное решение вопроса не только о sedes, но и о causa morbi. Это стремление найти этиологический патогенетический подход к пониманию многих В. б. на время отодвинуло внимание врачей от оценки всего организма (макроорганизма), фиксируя их внимание на отыскании микроорганизма и изучении его морфологических и биол. свойств. Морфол. мышление в результате идей, положенных в основание целлюлярной патологии, и экспериментальный метод с изучением функций органа господствуют в кли- нике В. б. с конца XIX века до наших дней. Наряду с неисчерпаемыми успехами и достижениями, оба эти направления во внутренней медицине останавливали внимание последних поколений врачей, гл. обр., на объективном клинически-лабораторном методе изучения больного. В различных клиниках и школах В. б. преобладал то морфол., пат.-анат., то более фнкц., пат.-фи-зиол. подход к изучению б-ного. Оба эти течения, по существу не исключающие друг друга, оказали весьма серьезное влияние на развитие учения о В. б. Углубляя интерниста в понимании болезненных процессов, они привели к значительному накоплению самых различных и, казалось, совершенно объективных фактов, проверенных методами точной науки, фактов о сущности различных болезней, о процессах, лежащих в основе болезни и ее симптомов, о причинах болезней и, наконец, о рациональных методах лечения их и в значительной мере содействовали прогрессу внутренней медицины. Успехи хирургии, огромные достижения техники последних десятилетий дали возможность проверять результаты утонченной диагностики, и новые морфологический и экспериментальный методы обещали, казалось, поставить учение о внутренней медицине рядом с точными научными дисциплинами. За эти годы возникает значительное число теорий для объяснения различных В. б. и происхождения их, и синтез добытых экспериментальным методом и проверенных морфологически фактов подтвердил, действительно, полностью часть этих теорий. Однако, по мере накопления фактов выяснился ряд обстоятельств, заставивших интернистов произвести переоценку ценностей, добытых и целлюлярной патологией и экспериментальным методом. Не говоря уже о том, что по мере накопления фактического материала и критического к нему отношения врачей большой ряд рабочих гипотез и, казалось, вполне экспериментально обоснованных теорий должен был быть оставлен и заменен другими, тоже оказавшимися недолговечными,-—теоретические системы, построенные как на началах целлюлярной патологии, так даже и на эксперименте, не могли объяснить ряда клин, фактов и, особенно, терап. методов, установленных тысячами неоспоримых наблюдений врачей различных стран. Теоретическая медицина не дала объяснения несомненному благотворному влиянию ряда терап. методов, как кровопускание, отвлекающие средства,—леч. методов, освященных опытом и народной медицины и старой Гиппократовской школы. Эти обстоятельства создали значительное охлаждение массы практических врачей к теоретическим предпосылкам и способствовали совершенно неожиданному расцвету знахарства и шарлатанства в самых крупных медицинских центрах Европы и Америки, именно там, где новейшая клиника В. б. сделала свои величайшие открытия на почве патологической анатомии и эксперимента. Этиологический подход к решению причин и сущности ряда заболеваний, несмотря на огромные достижения бактериологии, также не оправдал надежд, возлагавшихся на него в последнюю четверть XIX века; открытие возбудителя болезни оказалось неравнозначащим с вопросом о сущности болезненного процесса, и даже therapia magna sterilisans практически не приводила в организме к тому, что можно было видеть и сделать in vitro. Между тем, поступательный ход'экспериментальной медицины привел к новым и совершенно неожиданным, напр., для представителей цел-люлярной патологии, результатам, грозившим в корне подорвать стройное и красивое здание Вирховского учения о sedes mor-bi. Экспериментальный метод, создавший бактериологию и учение об иммунитете, привел именно к новым воззрениям на сущность б-ни и к пересмотру самого лока-листического учения. Конечно, клетки организма участвуют в иммунобиологических процессах, но sedes morbi не всегда можно указать, она бывает часто во многих органах; в жидкостях тканей и в крови появляются новые вещества, а сыворотка крови отражает биологич. процессы в клетках. Тот же экспериментальный метод привел к учению о вегетативной нервной системе (Ленгли), управляющей и координирующей деятельность различных органов и их систем у здорового и, особенно, у больного человека и подчиняющей функции органа директивам центральных ядер в продолговатом и межуточном мозгу. Экспериментальный метод показал интимную связь между деятельностью органа и вегетативной и центральной нервной системами и наметил пути изучения поведения органа в связи с деятельностью высшей нервной системы (школа Павлова), объясняя ряд прежде непонятных с точки зрения изолированного органа пат. фактов. Был поставлен, т. о., вопрос о соотношениях и теснейшей связи соматических и псих, процессов в здоровом и больном теле—вопрос, хорошо известный Гиппократовской школе. Экспериментальный метод открыл роль и сущность органов внутренней секреции, показал значение гормонов для корреляции деятельности различных систем и выделил важнейшие гормоны—адреналин и инсулин, дал их в руки врачу для терапевтич. целей, выяснив, казалось, взаимное отношение отдельных частей сложной эндокринной системы и влияние ее на вегетативную часть нервной системы. Экспериментальный метод установил постоянство физ. и хим. свойств крови, установил изоосмию, изотонию крови в отношении главнейших составных частей ее: электролитов, минеральных солей, кровяного сахара, и зависимость состава крови от тонуса и состояния центральных ядер вегетативной нервной системы, регулируемых омывающей их кровью. Экспериментальный метод доказал наличие весьма тонких приборов, регулирующих взаимоотношения органов между собой, путем согласования работы различных частей эндокринного аппарата и вегетативной нервной системы, создавая, так. обр., и нервным и гуморальным путем тот consensus partium, к-рый лежит, по современным воззрениям, в основе нормальных функций органов и их систем. Так. обр., экспериментальный метод, приложенный к изучению больного человека, в значительной мере расшатал основные устои и самый фундамент целлюлярной патологии, поставив на место локалистического понимания болезни организм во всей его гармонической целости как единую психо-физическую единицу; с другой стороны экспериментальный метод воскресил, правда, в совершенно новой форме, древнюю гуморальную патологию, обосновав ее на этот раз не спекулятивными предпосылками, а конкретными, точными научно проверенными фактами, устанавливающими пат. функции органов в связи с наличием в крови тех или иных пат. взаимоотношений «соков» организма. Конечно, все эти факты ни в какой мере не умаляют реальных достижений морфоло-гич. метода. Но, наряду с sedes morbi, они выдвигают значение functio laesa органа и ставят в тесную причинную связь заболевание органа с заболеванием всего организма. Вместо локализованных заболеваний, выдвигают на первый план именно те общие,, универсальные заболевания, наличие к-рых так категорически отрицал Вирхов. Все эти огромные успехи эксперим. метода в клинике В. б-ней практически сопровождались, однако, в значительной мере и отрицательными сторонами клинико-экспери-ментального мышления. Как морфол. подход фиксировал внимание интернистов на отдельных органах, отвлекая его от оценки организма как единого целого, так экспериментальный, «патофизиологический» подход фиксировал внимание врача на результатах инструментального исследования и часто отвлекал его от постели б-ного к обширной и сложной лабораторной работе. Наблюдение самого б-ного, к-рое ставилось на первое место в старых мед. школах, заменялось часто стремлением получить ряд вполне объективных лабораторных данных. Под влиянием успехов экспериментального исследования и лабораторной техники даже крупнейшие клиницисты отдавали часто объективному методу исследования преимущество перед изучением жалоб больного. Такой большой клиницист и знаток желудочных б-ней, как Лейбе (Leube), говорил, что подробный расспрос ведет только к потере времени при диагностике желудочных б-ней. Но разочарование в ряде, казалось, безупречных лабораторных методов исследования б-ных привело интернистов к необходимости отвести вновь первое место старому, испытанному методу непосредственного наблюдения у постели б-ного, несколько заброшенному в годы бурного развития морфологического и экспериментального метода изучения болезней. Этим объясняется и то, что, несмотря на огромный авторитет новых учений—целлюлярной патологии и экспериментального мышления,—параллельно с ними в течение XIX в. и первых десятилетий XX в. клиника В. б. выдвинула ряд блестящих врачей, продолжающих тщательные наблюдения над самими больными методами Гиппократовской школы, перенесенными через эпоху спекуляции и схоластики Сайдепгемом и Бургавом (Sydenham, Boerhaave). Наиболее яркими представителями подобных терапевтов-клиницистов, основоположников терапевтич. школ в XIX—XX вв. являются: Бруссе, Лаэннек, Труссо, Шарко, Дьелафуа, Юшар (Broussais, Laermec, Troussaux, Charcot, Dieulafoy, Huchard)—во Франции,Шеплейн, Вундерлих, Фрерихс, Траубе, Кусмауль, Лейден, Сенатор, Наунин, Нейсер (S;hon-lein, Wunderlich, Freriche, Traube, Kuss-maul, Leyden, Senator, Naunyn, Neisser)— в Германии, Скода, Нотнагель (Skoda, Noth-nagel)—в Вене, Бриптон, Аддисон, Брайт, Мекензи (Brinton, Addison, Bright, Mackenzie) и др.—в Англии, Захарьин, Боткин, Остроумов и Образцов—в России. Несмотря на различное врачебное мировоззрение и неодинаковый подход к изучению больного, именно эти великие клиницисты выделили ряд новых заболеваний внутренних органов и создали соврем, учение о В. б. Т. о., видно, что на протяжении XIX века, наряду со стремлением создать стройные и строго-научные мед. системы на почве рационального мышления и на основании точных естественных наук, клиника В. б. не оставила все же методов Гиппократов-ской школы. И для начала XX в. можно считать характерным стремление критического применения в клинике теорий, возникших в результате морфолог, и экспериментального методов прошлого столетия, и углубление изучения больного человека новейшими фнкц. методами исследования. В. б. как отдельная дисциплина стали изучаться в России только во второй половине XIX в. До этого времени в терапии господствовали, гл. обр., взгляды Броуна и Бруссе; применялись активные терап. методы, усиленно рекомендовалось отвлекающее лечение, кровопускание во всех его видах. Строительство русской школы интернистов началось только в 60-х гг. XIX в., когда возникают одновременно две школы: московская—Г. А. Захарьина и петербургская—С. П. Боткина (см. Захарьин, Боткин, Остроумов). Несмотря на то, что Захарьин получил свое образование у Вир-хова и учился за границей именно в те годы, когда там создавались морфологический и экспериментальный методы клипич. мышления, он ставит в клинике во главу угла изучение и наблюдение самого б-ного и, прежде всего, глубокую индивидуализацию каждого отдельного случая, а в терапии—эмпиризм, основанный на наблюдениях и личном опыте. Захарьин избегает теоретических предпосылок для своего диагноза, и, особенно, для мотивировки показаний своей терапии. Особенностью школы Захарьина является всестороннее изучение б-ного и, гл. обр., подробный анализ субъективных жалоб и условий жизни его. Расспрос б-ного, который из-за теоретических соображений стал игнорироваться именно в эту эпоху большинством интернистов, доводится Захарьиным до высоты виртуозности и разрабатывается как стройная система и существеннейшая часть врачебного исследования. Экспериментальному, лабораторному методу Захарьин отводит в клинике небольшое место.—Основатель петербургской школы интернистов С. П. Боткин имел особенно большое влияние на развитие учения о В. б. в России. Стремясь дать строго-научное обоснование явлениям, наблюдаемым у постели б-иого, и объяснить механизм происхождения симптомов б-ни, Боткин опирается в клинике на великие достижения морфологического и экспериментального методов и, обладая критическим умом и исключительной интуицией, строит на строго-научном фундаменте ряд блестящих теорий и гипотез, открывает новые симптомы и новые клин, картины б-ни. Боткин не является, однако, слепым последователем определенной теоретической доктрины. Ставя во главу угла подробное объективное исследование больного, он все же не подчиняет клинику всецело результатам лабораторного исследования. Крупный клиницист-мыслитель, он со скептицизмом и большой научной критикой оценивает результаты своей терапии, не является поклонником энергичных терап. мер и требует от врача осторожного подхода к лечению б-ного, по возможности обоснованного не только на личном опыте и эмпирии, а вытекающего из понимания сущности болезни и патогенеза ее симптомов.—А. А. Остро-у м о в—третий крупнейший русский интернист конца XIX в. Придавая огромное значение в клинике теоретическим предпосылкам предшествующей эпохи, он изучает б-ного как единое целое и б-нь как выражение борьбы всего организма с вредными влияниями внешней среды. Отсюда новый биол. подход в понимании динамики болезни и оценка индивидуальности б-ного как в историческом прошлом его наследственности, так и внешних условий жизни его, вызвавших пат. процесс. Как последовавших за ними строителей русской терап. клиники можно назвать Н. А. Виноградова, В. Г. Лашкевича, В. А. Манассеина, Ю. Т. Чудновского, Л. В. Попова, С. В. Левашева, Н. Я. Чистовича и В. П. Образцова. Ряд блестящих современных нам клиницистов продолжает дело основоположников русской клиники внутренних болезней. Можно видеть, что специализация в области отдельных мед. дисциплин и разделение самих внутренних болезнен на новые специальности привели к значительному углублению наших знаний, к открытию новейших тонких методов исследования и выделению целого ряда новых клин, форм заболеваний внутренних органов. Но эта тонкая специализация и раздробление клиники В. б. на части имеет, конечно, и крупные отрицательные стороны. Если под влиянием локалистического учения Вирхова и экспериментального метода и углубились наши познания, то оценка б-ни как био-логич. реакции всего организма и лечение заболевания внутренних органов как био-логич. процесса во всем организме отходили на задний план и нередко очень далеко. Лаборатория и эксперименты отвлекали врача-интерниста от самого больного. В девяностых годах XIX века раздаются уже голоса (Росбах, Цимсен и др.), предостерегающие интернистов от увлечений теоретическими системами мышления и от крайностей в применении их в клинике. Огромная тяга молодых поколений врачей к лабораторным точным и строго-научным методам изучения б-ней понизила практический опыт врачей-интернистов и привела к нигилистическим настроениям в вопросах терапии В. б. Болезнь стала на место больного. Лучшие врачи (Мекензи) настаивают на необходимости вернуть интерниста к непосредственному наблюдению больного, к работе у постели больного и в амбулатории. Крель, Ф. Краус, Гис, Сали, Бергман (Krehl, F. Kraus, His, Sahli, Bergmann) и другие ставят вопрос о возможности построить практич. работу врача-интерниста только на точных данных теоретической медицины. В результате этого, несмотря на огромные успехи техники и эксперимента, клиника В. б. нашего времени имеет определенное стремление рассматривать заболевания отдельных органов только в тесной связи с биол. процессами, имеющими место во всем организме. Не исключая морфол. анализа и отдавая должное результатам пат.-анат. исследования, интернисты выдвигают, однако, на первое место подход функциональный; клиника стремится создать фнкц. патологию внутренних органов. Учитывая конституцию больного, современная клиника В. б. обращает внимание, кроме соматических, и на псих, особенности этой конституции, понимая организм как одно, совершенно неразрывное психо-физ. целое, а болезнь—как реакцию всего этого целого на вредное влияние внешней среды. Болезнь не представляет собой что-то неподвижное, что можно зафиксировать морфологически или экспериментально; как всякое биол. явление, как всякая жизнь, и болезненный процесс организма весьма динамичен и подвержен постоянным колебаниям и изменениям. Поэтому-то изучение б-ного мыслится только как изучение experimenti naturae. Изучая отдельные органы и проявление в них заболевания, современный интернист интересуется вопросом о sedes morbi, но заостряет свое внимание на решении задачи о functio laesa, при чем ставит это решение в плоскость не только отдельного органа, но и изменений функций единого целого организма. Так. обр., современная внутр. медицина видит в фнкц. диагностике только орудие для своей конечной цели—фнкц. патологии. Отсюда определяются и пути современной терапии. Конституция больного предопределяет течение болезненного процесса; дело интерниста, изучив конституциональные особенности своего б-ного, подметить пути, избираемые организмом для борьбы с вредными влияниями, и содействовать этой борьбе, укрепляя для нее защитные силы всего организма, а не только отдельного его органа. Отсюда—использование естественных целебных сил природы—пищи, климата, воздуха, света, воды, электричества,—диэтетика, физиотерапия с бальнеотерапией и, наконец, психотерапия как могучий метод влияния не только на психические, но и на соматические процессы в их неразрывной связи в организме. Отсюда подчиненная только роль симптоматической медикаментозной терапии, при чем даже т. н. специфические средства (хинин, ртуть, иод и сальварсан) применяются не в расчете действия их in vitro, а с учетом защитных сил самого организма. Отсюда широкое применение раздражающей неспецифической терапии, возвращение к так. наз. отвлекающим средствам, восстановление кровопусканий. Не оставляя позиции внимательного наблюдения б-ного, интернист не относится уже так сдержанно к терапии только потому, что не знает точно механизма действия терап. метода. Гиппократовский принцип—natura sanat, medicus curat— опять начинает господствовать во внутренней клинике. Но влияние внешней среды и всей установки организма в ней, условий быта, труда и профессии, экономические и социальные предпосылки тех экзогенных вредностей, результатом к-рых является заболевание, ведут интерниста к профилактической терапии, во все времена являвшейся основной и наиболее важной задачей врача. Создание системы для этой научно-обоснованной профилактики В. б. и составляет ближайшую цель современной нам клиники. Так. обр., обогащенная великими завоеваниями теоретической медицины, в результате позитивного врачебного мышления, практическая работа современного интерниста приводит его опять к выполнению величайших заветов Гиппократовской школы: к всестороннему изучению и наблюдению больного организма как единого целого в связи с окружающей его средой, к пониманию внутренней б-ни как общей реакции организма на вредное раздражение и к взгляду на терапию как на предупреждение заболевания и укрепление естественных сил защиты организма в его борьбе. Но это Гиппократовское мышление основано уже теперь не на великой интуиции творца Коссовской школы, а на результатах научных представлений о болезни и ее сущности.                                    Р- Лурия.

• ВНУТРЕННОСТИ, см. Спланхнология.
• ВНУТРЕННЯЯ СЕКРЕЦИЯ, обозначение выделения изнутри клетки наружу от нее, не через выводной проток, определенных веществ, к-рые или здесь же или (что более обычно) вдялч от места выделения действуют регулирующим образом на ...
• ВНУТРИБОЛЬНИЧНЫЕ ИНФЕКЦИИ, заразные заболевания, к-рые возникают среди б-ных в больничных учреждениях. Наиболее частым источником В. и. являются б-ные, поступающие в б-цу в инкубационном периоде. Особенно это относится к б-ным со смешанными ...
• ВНУТРИБРЮШНОЕ ДАВЛЕНИЕ, в различных местах брюшной полости в каждый данный момент имеет различные значения. Брюшная полость представляет собой герметически замкнутый мешок, заполненный жидкостью и органами полужидкой консистенции, отчасти заключающими в себе ...
• ВНУТРИБРЮШНЫЕ СРАЩЕНИЯ, см. Перитонит.